Ант Скаландис - Охота на Эльфа [= Скрытая угроза]
Киндербауэрнхоф практически пустовал в этот вечерний час, бродила от вольера к вольеру лишь небольшая компания — две женщины и мальчик. Женщины говорили между собой по-немецки, а мальчик громко возмущался по-русски:
— И чего мы сюда пришли? Нечего тут смотреть! Стоит какой-то неподвижный осел.
Одна из женщин, очевидно, его мама прервала свою интеллектуальную беседу с подругой и выразила несогласие с мальчиком:
— Ну, почему только осел? Погляди, какие уточки. А вон там — смотри! — там поросята.
Мальчик повернул голову к поросятам, но увидел совсем другое и мигом перестал жалеть, что они сюда пришли:
— Ух ты! — вырвалось у него.
Действительно «ух ты!»
К площадке одновременно подъехали: устрашающего вида черный форд-броневик, из которого вышел аргентинец Петер; армейский «хаммер» в боевой маскировочной раскраске — откуда вышли двое и встали по сторонам широко расставив ноги, третий высунулся из верхнего люка и ему только турели с пулеметом не хватало; наконец, подкатили две ярко-красных «БМВ», и наружу высыпало человек десять смуглых и бородатых. Форма их больше напоминала строительные спецовки, чем нормальный солдатский камуфляж, но вид у всех был угрожающим: никто не держал оружия в руках, однако оно отчетливо угадывалось под одеждой.
Последними подвалили Шкипер с Пиндриком на «фольксвагене» и тут же, следом большая черная «ауди», кажется, «восьмерка», как у нашего главного начальника в Москве. Из неё не вышел никто, а окна были тонированными, так что оставалось лишь догадываться о персоналиях внутри. Впрочем, бравых солдат из «хаммера» я тоже не мог идентифицировать наверняка и лишь условно называл их для себя людьми Павленко из Бонна.
Семь машин — для этого тихого перекрестка очень много, не говоря уж про людей — в Киндербауэрнхофе подобного стечения публики наверно, не было никогда. Козлы заблеяли, даже «неподвижный осел» вздрогнул, птицы подняли гам, и сильнее птиц забеспокоились женщины. Только русский мальчик был в восторге. Мама едва успела схватить его за руку и прижать к себе, он рвался посмотреть на машины поближе.
Меж тем один из бородатых уже рявкнул по-немецки очевидно приказывал всем оставаться на местах. И нам тоже.
Что ж, мы якобы послушно замерли, в действительности оценивая диспозицию. Не слишком хорошая была диспозиция.
Все следили за всеми, и кто кого охранял, понять было почти нереально. От бородатых отделился знакомый нам Семнадцатый и свирепо спросил:
— Все готовы?
— Готовы, — сказал я, хоть и не понял, что он имеет ввиду.
Скорее всего, он хотел спросить, всё ли готово, но при его знании русского…
А мы действительно были готовы. Ко всему.
Почти вплотную к нам подошел Петер и предложил:
— Принимайте товар.
Семнадцатый с тремя амбалами и мы с Филом (Циркач намеренно чуть поотстал) двинулись к черному «Форду». Петер приоткрыл одну створку двери. В кузове ровными стопками лежали книжные пачки с яркими наклейками и маркировкой по-арабски. Семнадцатый подошел, сорвал упаковочную бумагу. Вынув верхнюю книжку, увидел угол брикета и удовлетворенно покивал. У нас возражений не было.
— Гельд? — спросил Петер.
Слово «деньги» мы понимали уже и по-немецки.
Семнадцатый кивнул на нас.
Все. Время «Ч».
Не прошло и полминуты, как они подъехали, а разговор уже переходил в стадию конфликта.
— Какие деньги? — спокойно спросил я, даже пальцем не шевельнув.
Но то ли Фил, то ли Циркач выдали себя инстинктивным движением рук, а может, одним лишь внезапным напряжением в мышцах.
Бородатые явно не сегодня родились, воевали где-нибудь в Курдистане, Афгане или других горячих точках, поэтому уже в следующую секунду не меньше пяти стволов было направлено в нашу сторону, а Семнадцатый хрипло приказал:
— Бросить оружие!
И добавил зачем-то:
— Почему вы пришли с оружием? Мы так не договаривались.
Как будто у нас было время обсуждать договоренности в такой предельно острой ситуации. Впрочем, если Семнадцатый хочет обсудить…
— У нас нет денег, — сказал я. — Платите вы. И вот об этом мы точно договаривались. Матвеев подтвердит.
— Конечно, — удивительно легко согласился Семнадцатый. — Я просто пошутил. У вас нет денег. Зато у вас есть оружие. И я приказываю бросить его.
Ну ни хрена себе шуточки! Хотя, надо отдать ему должное, проверка была придумана остроумная, и мы таки попались на этот трюк. Теперь либо придет неожиданное подкрепление в лице каких-нибудь третьих сил, либо перестрелка станет неизбежной. Бросить оружие — это не вариант. При таком численном перевесе они нас, разумеется, повяжут. И дальше события станут непредсказуемыми. А мы слишком перед многими держали ответ и за этот дурацкий теракт в Берлине-Гамбурге, и за судьбу неведомого Навигатора, спасающего рыночную экономику России от бандитов и коммунистов.
«Хрен тебе, товарищ связной», — подумал я про себя, еле заметно кося глазами по сторонам в поисках поддержки.
Но солдаты возле «хаммера» были безучастны, из «ауди» так никто и не вышел, а Шкипер с Пиндриком… Что бы они не предприняли, изменить расстановку сил принципиально было за пределами их возможностей.
— Считаю до трех, — угрюмо и буднично объявил Семнадцатый, словно каждый день занимался расстрелами (а может, так оно и было?).
И на счете «два» я понял, что эти бородатые не моргнув глазом откроют стрельбу на поражение. Всех сразу укладывать не будут, но одного из нас как минимум, ранят. Обязательно, хотя бы для острастки. Их отношения с полицией подобная мелочь никоим образом не осложнит, а что касается совести, так у них были на этот счет свои, революционно-мусульманские представления.
В общем, новая диспозиция получилась не самой простой, но в сущности понятной. Минимальное расстояние до целей, численный перевес противника, угроза оружием, множественные помехи в виде лиц, которых категорически зацеплять нельзя, и крайне ограниченное время на все. Надо же ещё успеть скрыться до прибытия полиции и всяких прочих незваных участников мероприятия.
— Хорошо, — сказал я.
В такие минуты все решает темп. Не только стрельбы. Вообще движений.
Чтобы бросить оружие, его тоже надо достать. Семнадцатый дал нам не совсем правильный приказ. Впрочем, скомандовать «Руки вверх!» и приблизиться вплотную для обыска было для них куда опасней. В общем, пока мы лезли в карманы, стрельба не начиналась. Я даже повторил ещё раз:
— Хорошо.
А в следующее мгновение открывать огонь с их стороны было уже некому. Четверо хватались за отсушенные руки после точных выстрелов прямо в стволы пистолетов, пятый лежал на земле с прострелянным запястьем, а с шестым и седьмым было хуже — они так неудачно держали свои пушки, что нарвались на смертельные попадания. Особенно с седьмым печально вышло: он вздумал стрелять в прыжке и в момент падения на линии огня оказалась его шея. А шея — место тонкое, пули девятого калибра из «Хеклера и Коха» пробивают её насквозь, как лист бумаги, и застревают где-нибудь еще. На этот раз не повезло ослу. Ранило его в бок, не насмерть, но животное вмиг сделалось более чем подвижным, а главное шумным, и кровища из раны хлестала. Хоть фильм ужасов снимай! Не иначе какую-то артерию бедолаге зацепило.
Вы спросите, каким образом три человека ухитрились враз вывести из строя семерых? Ну, так, во-первых, нас было уже не трое: Пиндрик и Шкипер, как выяснилось, достаточно давно переместились из неприметного «фольксвагена» в цитадель крестьянского двора — в амбар и бойницы там себе приглядели весьма удобные. А во-вторых, я же говорю, в таких делах все решает темп. В том числе и темп стрельбы. Очевидно, немецкие «хеклеры» оказались лучше австрийских «штайров» в руках у бородатых, а ещё вернее, руки у них росли все-таки не совсем оттуда.
Но их было много. Слишком много. Поэтому мы сразу залегли — кто где сумел. Ответный залп не заставил бы себя ждать, прозвучи только приказ. Да и кто ж мог знать наверняка, как поведут себя неизвестно кому подчиненные ребята возле «хаммера»!
Мы залегли и снова чего-то ждали.
Очуметь! Как долго я все это рассказываю! А ведь на деле-то все произошло в считанные секунды. Я потом часто пытался анализировать, где мы ошиблись.
Мог ли я, например, что-то сделать, когда русский мальчик, вырвавшись из маминых объятий, с плачем кинулся к раненому ослику?
Мог ли я что-то, сделать, когда связной с мрачной рожей по кличке Семнадцатый кинулся на перерез?
Если честно, я просто не понял, что происходит, а когда понял, было уже поздно.
О самых гнусных, о самых подлых вариантах почему-то забываешь в последний момент. Привычка мерить по себе неистребима, особенно в бою. Как правило, чтобы победить ты должен считать противника сильнее себя, и это правильно: зазнайство — плохой помощник. Но как учесть, что иногда противник оказывается просто трусом?..
